Контрреволюция в СССР: доцент И.М. Герасимов
↑ конспект
СССР 60-х – 80-х ГОДОВ: ПРЕХОЖДЕНИЕ ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА ИЛИ ДИКТАТУРА БУРЖУАЗИИ?
1. Бесспорное
В ночь на 25 октября 1917 года в результате победоносного вооруженного восстания в Петрограде власть получил II съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Съезд незамедлительно сформировал Советское правительство — Совет народных комиссаров, который приступил к управлению Россией. В России началась эпоха диктатуры пролетариата.
Переходный период к коммунизму в первой фазе — социализму продолжался до середины 30-х годов. Для этого периода характерно наличие, наряду с коммунистическим и иных, некоммунистических экономических укладов: государственно-капиталистического, частно-капиталистического, мелкотоварного и патриархального. В ходе социалистического строительства коммунистический сектор поглотил государственно-капиталистический и частно-капиталистический секторы экономики, а мелкотоварный и патриархальный секторы были низведены до незначащего уровня. Таким образом коммунизм в первой фазе был построен.
Но в конце 80-х годов СССР вновь вернулся к многоукладной экономике: с 1 января 1988 года был введен в действие Закон о государственном предприятии (объединении), возрождающий государственно-капиталистический сектор экономики. В мае того же года был издан Закон о кооперации, узаконивший частнокапиталистический и мелкотоварный секторы экономики. Несомненным стало то, что СССР вошел в переходный период — на этот раз от социализма к капитализму. Этот период закончился в августе 1991 года, когда власть оказалась в руках открытых поборников капитализма, причем гордящихся своей ролью прислужников американского империализма. С 1 января 1992 года было окончательно упразднено государственное ценообразование, российская экономика стала полностью товарной, капиталистической.
2. О чем спор?
Диктатура пролетариата или диктатура буржуазии?
Вышеприведенное считается общепризнанным. А вот что происходило с СССР в период с середины 30-х годов до середины 80-х вызывает ожесточенные споры. Большинство исследователей сходится, что диктатура пролетариата в СССР была упразднена задолго до 80-х годов.
Троцкисты рассуждают о «сталинском термидоре», заявляя о замене ещё на рубеже 20-х – 30-х годов диктатуры пролетариата всесилием так называемой «сталинской бюрократии». Но класса «бюрократия» (после войны троцкисты использовали слово «номенклатура») нет. При коммунизме в его первой фазе не обойтись без определенного слоя людей, освобожденных от производительного труда и выполняющих чисто руководящие функции. У этих людей вполне могут появляться и появляются интересы, не совпадающие с интересами рабочего класса. И они, пользуясь своим положением в системе общественного производства, могут эти интересы реализовать. Но это не исключает наличия диктатуры пролетариата, которая, как и всё на свете, несет в себе своё отрицание. Ленин писал «должна быть либо диктатура пролетариата, либо диктатура буржуазии. Кто говорит иначе — либо идиот, либо политически настолько неграмотен, что его не только на трибуну, но и просто на собрание пускать стыдно». Так что изобретение класса «номенклатура» следует отнести либо к идиотизму, либо к политической неграмотности, либо, скорее всего, к сознательному затуманиванию мозгов.
Внешне более обоснованно выглядит тезис о воцарении в СССР после смерти Сталина, в 50-х – 60-х годах диктатуры буржуазии. Обосновывается это изъятием из новой Программы КПСС, принятой XXII съездом в 1961 году, понятия «диктатура пролетариата», расстрелом рабочих в Новочеркасске в 1962 году и вообще тем, что после смерти Сталина практически все нововведения в политической жизни страны — и хрущевские метания в экономике и политике, и реформа 1965 года, и введение антинаучного понятия «развитой социализм», и «брежневская» Конституция 1977 года и многое другое носили реакционный характер. И что, это всё могло происходить при диктатуре пролетариата? Но ведь ничего «третьего» быть не может. Значит, на XXII съезде произошел переворот и воцарилась диктатура буржуазии.
Иногда говорят, что это была «диктатура буржуазии в становлении». Но «диктатуры в становлении» быть не может. Диктатура правящего класса — государственная власть — должна быть с самого начала достаточно сильной, чтобы установиться и устоять перед попытками свержения. По этим же причинам свою диктатуру не может установить класс, сам находящийся в становлении. Русская буржуазия, пришедшая к власти в феврале 1917 года, была зрелым классом, сформировавшимся за десятилетия бурного развития капитализма в России; она имела политические партии, опыт парламентаризма и идеологию, в основе которой лежали «европейские либеральные ценности».
Рабочий класс, установивший свою диктатуру в октябре 1917 года, имел за плечами богатейший опыт борьбы, испытанный боевой авангард — партию большевиков и был не только классом-в-себе, но и классом-для-себя.
Можно ли говорить, что в СССР к 1961 году сформировался класс буржуазии, способный низвергнуть, пусть даже исподволь, незаметно диктатуру пролетариата?
Буржуа — владелец средств производства. Сколько-нибудь значимых средств производства, находящихся в частной собственности, в СССР 50-х–60-х годов не было и в помине. Но, если считать истинным тезис о том, что в СССР воцарилась диктатура буржуазии, таковая обязана быть. И здесь выдвигается понятие некоего «совокупного буржуа», владеющего, якобы, всеми средствами производства СССР. При ближайшем рассмотрении этот тезис не выдерживает критики.
Частная собственность на средства производства подразумевает безраздельное частное владение. «Коллективной собственности» при капитализме не бывает. Каждый капиталист располагает акциями или юридически оформленной долей в «общем» бизнесе и лишь в соответствии с этой долей оказывает на бизнес своё влияние. При этом долю свою капиталист может продать, подарить, завещать и т.п.. Именно рост этой юридически оформленной доли, который может быть связан как с ростом производства, так и с другими причинами, мотивирует капиталиста. В СССР мотивации такого рода не было. Неужели после поднятия рук за принятие новой Программы КПСС все советские управленцы от мастера, прораба, капитана портового буксира и директора школы до председателя Совета Министров и Генерального секретаря ЦК КПСС стали в одночасье «совокупными буржуями»? И государственные предприятия, до того принадлежащие рабочему классу, оказались «переписанными» на них? И они стали относиться к объективным условиям производства как к своим в соответствии с марксовым определение собственности? А рабочий класс перестал относиться к заводам и фабрикам как к своим?
При капитализме имеет место государственный сектор экономики, решающий задачи, которые частный бизнес решить не в состоянии. Здесь можно говорить, что им владеют капиталисты данного государства, которые управляют госпредприятиями посредством нанятых ими клерков — президента, министров и т.д.. Но госсектор при капитализме находится в положении «бедного родственника» и служит пищей для всемерного удовлетворения частных интересов. Российская Федерация с космодромом «Восточный» и необычайными приключениями госзаказа здесь не исключение. Для предприятий госсектора характерны следующие метаморфозы: национализация разоренного предприятия, необходимого, тем не менее, для обеспечения национальной безопасности — укрепление его путем значительного вливания частично «распиливаемых» средств — акционирование с сохранением 100% акций в руках государства — продажа акций с сохранением управляющего пакета в руках государства — продажа управляющего пакета и полный возврат предприятия в частные руки. После чего цикл повторяется. «Единая капиталистическая монополия» невозможна в принципе.
3. О предательстве и непонимании
Конечно, реставрация капитализма конца 80-х годов была невозможна без многочисленных реакционных действий, главным из которых был отказ от диктатуры пролетариата в новой Программе КПСС. Но чем мотивировались люди с партбилетами, по сути, боровшиеся с коммунизмом?
Часто употребляют слово «предательство». Это справедливо. Действительно, предательство совершили ближайшие соратники Сталина и Берии, охаявшие одного и расстрелявшие другого. Крупнейшим иудой современности был Горбачев. В начале века массовое предательство рабочего класса совершили лидеры, а фактически, партии II Интернационала. Предательство большевистской партии в ходе подготовки к Октябрьскому вооруженному восстанию совершили Зиновьев и Каменев. Но вот что писал о предательстве Зиновьева и Каменева в «Письме к съезду» В.И.Ленин: «Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью, но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому». Предательство и небольшевизм не могут быть поставлены в вину лично. Это как?
В предисловии к первому изданию «Капитала» Маркс писал:
«Я смотрю на развитие экономической общественной формации как на естественноисторический процесс; поэтому с моей точки зрения, меньше чем с какой бы то ни было другой, отдельное лицо можно считать ответственным за те условия, продуктом которых в социальном смысле оно остается, как бы ни возвышалось оно над ними субъективно».
Партия — авангард класса. Но особенность партии, отличающая ее от других рабочих организаций, заключается в наличии интеллигентов, вставших на путь рабочего класса. Без теоретиков, освещающих путь вперед, без людей, способных составить и оформить документ, рабочая партия не состоится. Но у партийной интеллигенции, партийных руководителей могут возникнуть интересы, противоречащие интересам рабочего класса.
Понятно, что такое массовое явление, как измена делу рабочего класса почти всех партий II Интернационала не могла быть продиктована лишь негативными личными качествами их руководителей. И, тем более, «ренегатством» рядовых партийцев — немецких, французских, английских рабочих-социалистов, отправившихся гнить в окопы.
Практически нет исследований, посвященных противоречиям в партии рабочего класса. А ведь интересы партийцев-рабочих и партийцев-парламентариев могут не совпадать. В условиях буржуазной демократии и сильного рабочего движения вполне можно устроить свою жизнь в качестве «борца за рабочий класс» в парламентской фракции. Почему обыватели, пусть даже зарабатывающие на жизнь изучением и пропагандой марксизма, пусть даже в молодости участвовавшие в стачках, должны вдруг «как порядочные люди» лишиться всего, проголосовав против военных кредитов? Тем весомее выглядит подвиг Карла Либкнехта, сохранившего честь германского коммунизма.
В 1920 году Ленин выразился: «хорошо писал 18 лет тому назад Карл Каутский!» А что, так уж изменился за эти 18 лет Каутский, слывший в своё время «ортодоксальным марксистом» и мастерски громивший ревизионистов на митингах? В самом начале века парламентаризм социал-демократами особо не третировался, а Маркс в свое время даже допускал, что «в Англии и в Америке переход может совершиться мирно, следовательно, путем демократическим». Русская революция, создание Советов и взятие ими власти продемонстрировали единственный путь установления диктатуры пролетариата. Изменился мир, изменился Ленин. Убоявшись крови, Каутский был вынужден полемизировать с большевиками, излагая откровенную чушь, истолковывая диктатуру пролетариата как «состояние господства» и утверждая, что «состояние господства» есть состояние, в котором бывает любое большинство при… «демократии».
Каутского Ленин умело разгромил, но Советы во многом продолжали оставаться загадкой для немецких коммунистов. В революционной ситуации 1923 года в охваченной забастовками Германии о создании Советов никто не подумал, зато создавались «пролетарские сотни», а в Саксонии и Тюрингии были образованы «рабочие правительства» из левых социал-демократов и коммунистов. В то же время Карл Радек говорил: «Сегодня мы не имеем возможностей для установления пролетарской диктатуры, потому что нет необходимого для этого условия — когда революционным будет большинство рабочего класса». Почти по Каутскому. Вооруженные силы правительства без особого труда подавили выступления рабочих, лишь в Гамбурге в течение 3-х дней шли ожесточенные бои. После возобновления легальной деятельности в 1924 году КПГ увлеклась выборами в Рейхстаг, получив в 1932 г. 16,9% голосов избирателей. В 1931 году большие силы партии были задействованы для проведения «Красного референдума» по доверию правительству Пруссии. Приход к власти нацистов продемонстрировал бесперспективность подобной тактики.
Только ли непониманием значения русского опыта объясняются эти действия? Или ещё и тем, что среди партийного руководства были любители парламентских местечек?
Двухвековой опыт существования профсоюзов показал, что хотя профсоюзы постоянно воспроизводятся, но каждый отдельный профсоюз неустойчив и со временем перестает эффективно защищать интересы работников, а то и просто становится орудием империалистов, как американское профобъединение АФТ-КПП. Причина здесь очевидна — интересы освобожденных профсоюзных руководителей далеко не во всем совпадают с интересами работников.
Партия — другое дело. При капитализме в партию идут люди, понимающие общественное устройство и желающие учиться, в партию идут сознательные рабочие и те интеллигенты, которые связали свою судьбу с борьбой за интересы рабочего класса. Но на крутых поворотах истории, попадая в будущее, не освещённое подробно классиками, эти «огненные мужи» могут просто не понимать, что делать дальше.
Победившим свойственно впадать в состояние эйфории. В определенной эйфории пребывали большевики, когда была реализована мечта всех русских революционеров — низвержение самодержавия. И Ленину потребовались сверхусилия, чтобы побудить товарищей по партии к решению новой сложнейшей задачи — овладеть Советами и через ситуацию двоевластия привести Советы к господству, построив тем самым государство диктатуры пролетариата. А ведь кое-кто в большевистском руководстве уже настроился на сытую спокойную жизнь в качестве парламентария в условиях буржуазной демократии.
После победы Октября, в условиях триумфального шествия по стране Советской власти многим опять же показалось, что германские войска можно победить революционным энтузиазмом. А кое-кто и считал, что будет хорошо, если молодая Советская Россия сгорит в «топке мировой революции». Ленину пришлось в острой борьбе остужать горячие головы ледяной водой «похабного» Брестского мира.
Когда молодая Советская республика одержала победу в Гражданской войне многим казалось, что дорога в коммунизм открыта настежь. И уже смертельно больному Ленину вновь пришлось в тяжких дискуссиях убеждать товарищей, что необходимо отступление, что НЭП с его «прелестями» буржуазного общества — всерьёз и надолго.
Успешно завершился переходный период, ушёл в прошлое НЭП, коллективизация успешно разрешила извечный вопрос марксистов на Руси — «что делать со 100 миллионами крестьян». И сложилось у многих товарищей впечатление, что «социализм построен окончательно и навсегда», что классовые различия в обществе не только не антагонистичны, но и несущественны. Достаточно почитать выступления заслуженно уважаемых в народе руководителей партии и государства на Чрезвычайном VIII Всесоюзном Съезде Советов. Вновь принятая Конституция подкупала невиданными для буржуазного общества гарантиями трудящимся, которым обеспечивались работа, жильё, образование, лечение. Но организационной формы диктатуры пролетариата — Советов, избираемых по заводам и фабрикам, в новой Конституции не оказалось. Возможно, Советское руководство, активно сколачивающее в тот период антигитлеровский блок, хотело сделать Конституцию «понятной» западному обывателю. Возможно, сказался недостаток опыта борьбы большевиков в условиях буржуазной демократии. Но не исключено, что опять же, кое-кто из руководства хотел себе спокойной жизни, в которую не врывались бы рабочие со своими проблемами. Когда и выдвижение кандидатов, и отзыв депутатов контролируются партией — жизнь, понятно, спокойнее.
Завершение строительства социализма — коммунизма в первой фазе и переход к решению задач полного уничтожения классов требовал теоретического осмысления и, возможно, редакции Программы. В Программе надлежало выделить основное противоречие новой эпохи — бесклассовой природой коммунизма и наличием классовых различий в первой его фазе. Надо было определить пути разрешения этого противоречия, преодоления различия между людьми умственного и людьми физического труда. Следовало уделить первостепенное внимание сокращению рабочего дня, созданию системы полноценного марксистского образования.
Но кем это могло быть реализовано? После Ленина сложилось положение, когда партийное руководство не стремилось быть «главными марксистами страны», отдав партийную теорию на откуп «профессиональным марксистам». «Профессиональные марксисты» провели огромную работу по овладению наследием классиков, сделав общедоступными почти все работы Ленина, основные работы Маркса и Энгельса, Плеханова. А вот с теорией дело обстояло хуже. И дело тут, как видится, не в принципиальной сложности стоящей задачи. Основные мысли о путях полного уничтожения классовых различий можно найти у Ленина. Но, во-первых, в корне неверным был сам подход «вот — руководители, руководящие строительством коммунизма, вот — учёные-марксисты и каждый занимается своим делом». И, во-вторых, сами эти ученые в построении бесклассового общества заинтересованы не были. Зачем? Их условия труда и уровень жизни были вполне как «при коммунизме». А ведь если одна тенденция не побеждает и не борется — начинает брать верх противоположная тенденция.
Конечно, среди учёных были добросовестные исследователи, которым не чужды были интересы рабочего класса и которые двигали вперед марксизм. Но мода на оторванность «идеи коммунизма» от интересов рабочего класса, в том числе насущных, во многом выхолостила их труды.
Так в хорошей и познавательной в целом книге «Коммунизм и преодоление разделения между умственным и физическим трудом», среди авторов которой значится один из сильнейших советских обществоведов Василий Яковлевич Ельмеев, нигде не упоминается сокращение рабочего дня как необходимое условие данного преодоления.
Марксисты-политэкономы, хоть и немногочисленные, в научной сфере успешно противостояли попыткам научно обосновать усиление товарности в плановой экономике, навязать концепцию «рыночного капитализма». Но их оппоненты преуспели в пропаганде своих взглядов, реализации их в решениях руководящих органов. И это неудивительно — о реальной опасности делу построения коммунизма в 70-х – 80-х годах никто всерьез не думал, ученые, даже прогрессивные, мыслили категориями публикаций, защиты диссертаций. О борьбе с реакцией на партсобраниях, конференциях, в трудовых коллективах никто не помышлял.
И это неудивительно. Советский Союз был первопроходцем в создании нового общества. Чтобы осознать ситуацию не задним числом, а в тот момент, нужен был человек ленинского масштаба. Или же нужно было, чтобы рабочий класс осознавал свои интересы и был готов вести за них борьбу, был классом-для-себя. Но это утеривалось рабочим классом России и его авангардом — коммунистической партией ещё с начала 30-х годов. Степень непонимания значения борьбы рабочего класса за свои насущные интересы и даже основ политэкономии к 90-м годам была такова, что даже в Экономической программе Советского правительства, разработанной одним из лучших экономистов, искренним коммунистом, профессором А.А. Сергеевым, говорится: «Требования повышения заработной платы для той или иной категории трудящихся в условиях падения производства не могут дать сколько-нибудь заметного улучшения материального положения». Будто и не было за полтора века до того дискуссии Маркса с Прудоном.
В 80-х годах В.Я.Ельмеевым, В.Г.Долговым, М.В.Поповым была сформулирована теория потребительной стоимости — по сути, политэкономия коммунизма, в отношении которой у Маркса были сделаны лишь предварительные наметки. Тогда же М.В.Поповым были вскрыты основные противоречия социализма как коммунизма в первой фазе и были указаны пути их планомерного разрешения.
Но времени для внедрения этих идей в сознание широких масс уже не оставалось. Опираясь на предателей в руководстве КПСС и поддержку мирового империализма народившаяся буржуазия, пришедшая к власти в результате выборов 1989 года, уничтожила остатки социализма в экономике.
4. Выводы
В СССР с 1917 по 1989 год была диктатура пролетариата. Отказ в 1936 году от организационной формы диктатуры пролетариата сделал политическое господство рабочего класса неустойчивым, но привести к реставрации капитализма сам по себе ещё не мог. Вместе с тем в силу, в том числе, объективных причин, сворачивался курс на сокращение рабочего времени, на участие рабочих в управлении.
Ситуация усугублялась непониманием того факта, что в полном уничтожении классовых различий непосредственно заинтересован только рабочий класс. Представители интеллигенции в полном уничтожении классовых перегородок заинтересованы гораздо слабее, а то и вообще заинтересованы в их сохранении. Движению к полному коммунизму они могут даже препятствовать.
После смерти И.В.Сталина в руководстве партии и государства практически не осталось марксистов. Это облегчило задачу Хрущева по расшатыванию экономики и идеологии. Но к реставрации капитализма и даже явным попыткам такой реставрации по примеру Венгрии и Чехословакии не привело. Тем не менее и после Хрущева целеустремленно проводился курс на устранение рабочего класса как субъекта политической жизни, усиление момента товарности в планомерной экономике, внедрение в сознание трудящихся буржуазной идеологии.
Объясняется это непониманием природы коммунизма как, в первую очередь, общества, полностью лишенного классовых различий, где свободное развитие каждого является условием свободного развития всех. Коммунизм преподносился вульгарно, как общество неограниченного потребления. Такой подход не позволил увидеть незаинтересованность значительной части общества, причем как раз руководящей части, в переходе к полному коммунизму. То есть, противоречия между бесклассовой природой коммунистического общества и наличием классов в его первой фазе. Отсюда и настойчивое усиление элементов товарности, углубление других противоречий социализма, описанных в трудах М.В. Попова.
Возобновление движения к коммунизму станет возможным с возвращением рабочего класса в качестве активного субъекта политической жизни, превращением его из класса-в-себе в класс-для-себя. Достигнуто это может быть лишь организацией борьбы рабочего класса за свои насущные интересы, в первую очередь за сокращение рабочего времени. Именно сокращение рабочего времени и есть главный количественный показатель степени продвижения общества к полному коммунизму.