В ЧЁМ ВРЕД ОТ ТЕЗИСА «КОНТРРЕВОЛЮЦИИ В СССР В 1961 ГОДУ»?

Источник

И. Герасимов,
член Рабочей партии,
консультант Независимого профсоюза шахтеров

 

 

 

1. Введение

Идея о буржуазной контрреволюции в СССР, произошедшей намного раньше 1991 года, не нова. О «сталинском термидоре» говорил ещё Троцкий, хотя он и не утверждал, что в СССР воцарилась диктатура буржуазии. По его словам СССР был «деформированным рабочим государством», власть в котором с примерно 1929 года (когда изгнали самого Троцкого) принадлежала «бюрократии», которую, впрочем, сам Троцкий классом не называл. Последователь Троцкого, Восленский, уже «открыл» «класс номенклатуры», якобы узурпировавший власть в СССР.

«Буржуазным государством» называли СССР как троцкисты (чем они оправдывали свое сотрудничество с западными разведками и даже Гитлером), так и маоисты, дошедшие до вооруженных провокаций против СССР и его социалистических союзников, поддержки антикоммунистических сил в Африке и Афганистане. Пытались маоисты и развивать сотрудничество с НАТО в пику СССР.

Венцом «теорий» о «контрреволюции в СССР» служит квазинаучная концепция, выдвинутая М.В.Поповым и В.И.Галко. Она зиждется на нехитрых логических построениях: государство может быть либо государством диктатуры буржуазии, либо государством диктатуры пролетариата, в Программе КПСС, принятой на XXII съезде в 1961 году вместо государства диктатуры пролетариата упоминается «общенародное государство», которого по марксизму быть не может. Значит, с момента принятия этой Программы Советское государство якобы стало государством диктатуры буржуазии, государством буржуазным, капиталистическим. А как же с самой буржуазией? — Очень просто. Как только опустились руки, проголосовавшие за новую Программу, руководители всех уровней — от члена ЦК и министра до мастера, прораба, капитана речного буксира одномоментно обратились «совокупным буржуа», который и узурпировал власть в результате этой «контрреволюции».

Следует сказать, что инициированная Поповым и Галко дискуссия оживила рассмотрение вопроса о контрреволюции в СССР. Ранее этот вопрос застыл на уровне монографии М.В.Попова «Планомерное разрешение противоречий капитализма как первой фазы коммунизма», изданной Ленинградским университетом им. А.А. Жданова в 1986 году. К слову сказать, ни о какой «контрреволюции в 1961 году» в этом труде нет и речи. Но реальная, а не выдуманная контрреволюция, реставрация капитализма, нанесшая колоссальный урон России, ее рабочему классу, всем трудящимся, дала колоссальный стимул для штудирования марксизма-ленинизма в поисках ответа на вопрос «что делать?».

Несмотря на пользу от инициированной дискуссии, следует сделать однозначный вывод, что признание СССР капиталистическим государством с 1961 года приведет к искажению картины мира в сознании людей и, как следствие, к неверным, а то и реакционным практическим действиям. Чтобы этого избежать, необходимо с вершины нынешнего опыта ещё раз внимательно прочесть, что писали классики научного социализма относительно теории государства, разобраться, что же привело к контрреволюции в СССР и как построить бесклассовое общество — коммунизм, избежав прежних ошибок.

 

2. О государстве

Известно, что государство — это аппарат насилия и принуждения в руках правящего класса. Государство возникло как организация господствующего меньшинства, созданная для подавления эксплуатируемого большинства. Эксплуататорские классы составляли и составляют, как правило, не более 10% населения. Но имея больше возможностей для своего развития, будучи лучше организованными и располагая специальными отрядами вооруженных людей, эксплуататорам удается удерживать в повиновении подавляющее (или, вернее, подавляемое) большинство.

А для чего нужно государство рабочим, зачем нужно государство диктатуры пролетариата, ведь власть теперь находится в руках трудящегося большинства?

Во-первых, свергнутый класс капиталистов грамотен, организован, располагает экономическими возможностями. Для подавления его сопротивления необходима организация, которую может дать только государство.

Во-вторых, в отношении большинства трудящихся, в первую очередь представителей мелкой буржуазии, необходимо известное принуждение (мобилизация в Красную армию, продразверстка и т.п.).

В-третьих, в условиях капиталистического окружения необходимы профессиональные военные, спецслужбы и т.п., что также делает необходимым сохранение государства даже после завершения переходного периода и построения коммунизма в первой, низшей фазе.

Вместе с тем всякое государство, даже и государство диктатуры пролетариата, порождает социальное неравенство, и значительная часть служащих может выступить инициаторами усиления этого неравенства вплоть до реставрации капитализма. В главе 4 книги «Государство и революция» Ленин писал:

«В первой своей фазе, на первой своей ступени коммунизм не может еще быть экономически вполне зрелым, вполне свободным от традиций или следов капитализма. Отсюда такое интересное явление, как сохранение “узкого горизонта буржуазного права” — при коммунизме в его первой фазе. Буржуазное право по отношению к распределению продуктов потребления предполагает, конечно, неизбежно и буржуазное государство, ибо право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права.

Выходит, что не только при коммунизме остается в течение известного времени буржуазное право, но даже и буржуазное государство — без буржуазии! (выделено мной — И. Герасимов)

Это может показаться парадоксом или просто диалектической игрой ума, в которой часто обвиняют марксизм люди, не потрудившиеся ни капельки над тем, чтобы изучить его чрезвычайно глубокое содержание». (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.33, с.98–99)

Конечно, Ленин был диалектиком и прекрасно понимал различие государства эксплуататорского и государства пролетарского, призванного защитить трудящихся от эксплуатации, организовать их для построения бесклассового общества, а не только лишь обеспечить «сохранение “узкого горизонта буржуазного права”».

Как соотносятся государство — машина подавления и насилия и правящий класс?

Хотя государство возникло как орудие правящего класса, по мере его развития между государственными чиновниками и представителями правящего класса не могло не возникнуть некоторых противоречий. Энгельс писал: «Обладая публичной властью и правом взыскания налогов, чиновники становятся, как органы общества, над обществом».

Государство выражает интересы класса в целом, а не отдельных капиталистов. Именно этим объясняется «забота» буржуазного государства о рабочих: введение института фабричных инспекторов, трудового законодательства, судебная и прокурорская защита прав работников и другие меры, призванные предотвратить хищническое потребление рабочей силы капиталистами и обеспечить сохранение нации.

Процесс «отдаления» государства от правящего класса можно наблюдать при жизни нынешнего поколения. Если Ельцин пользовался широкой поддержкой буржуазии — от мелких лавочников до олигархов — то про Путина так сказать уже нельзя. Значительная часть представителей «малого» и «среднего» бизнеса выступает против Путина, даже от высокопоставленных руководителей оборонно-промышленного комплекса можно слышать нелицеприятные высказывания в его адрес, связанные, в основном, с ограничениями на расходование средств. Был осужден и провел 12 лет в местах заключения крупнейший олигарх своего времени — Ходорковский. Значит ли всё это, что нынешнее государство престало быть государством диктатуры буржуазии? Конечно же, нет.

А что Советское государство — государство диктатуры пролетариата? Известно, что до второй половины 30-х годов рабочие широко принимали участие в управлении государством. Как это реализовывалось?

Во-первых, органы власти — Советы избирались по предприятиям. Это давало возможность своевременно отозвать любого депутата. Легко было организовать встречу с депутатом, сформулировать депутатский наказ. Да и выбирали не глядя в бумажки-агитки, а тех, кого хорошо знали по совместной работе.

Во-вторых, согласно 2-й Программе РКП(б)-ВКП(б), принятой в 1919 году, продолжалась успешная борьба за сокращение рабочего дня. С 1929 года продолжительность рабочего дня составила 7 часов, увеличилось число выходных. Это давало рабочим досуг, необходимый для участия в управлении. Характерно, что как раз в 1929 году стартовала 1-я пятилетка, выполненная в 4 года. По логике нынешних «менеджеров» это должно было бы потребовать всемерной интенсификации труда, включая увеличение рабочего времени. Но в те годы жулики и проходимцы пребывали в местах заключения.

В-третьих, рабочий класс, партийные руководители, среди которых ещё немало было организаторов борьбы рабочего класса с дореволюционным стажем, «держали в руках» ВКП(б), которая тогда была действительным авангардом рабочего класса. И партия выступала инициатором ряда инициатив, давших огромный положительный эффект. Это шефство рабочих над учреждениями, показавшее себя очень эффективно в борьбе с бюрократизмом и волокитой. Это «социалистическое совместительство», когда грамотным, инициативным рабочим, проявившим организаторские способности, давалась возможность в течение определенного времени, не порывая с основной профессией, руководить производством.

Показателем той роли, которую в государственных делах играли рабочие, служит разгром троцкистско-бухаринской оппозиции во второй половине 20-х годов, наиболее острая борьба с которой протекала на заводах и фабриках Ленинграда. Именно в горячих дискуссиях на этих открытых собраниях, на которых могли выступить, а иной раз имели и право решающего голоса беспартийные рабочие, была решена на тот момент судьба ленинградской парторганизации и, в конечном итоге, судьба социализма в СССР.

Но ко второй половине 30-х годов, несмотря на возрастающий уровень образованности рабочего класса, сошли на нет шефство рабочих над учреждениями, социалистическое совместительство.

В 1936 году была принята новая Конституция, согласно которой предприятия лишь выдвигали кандидатов в депутаты, избрание которых затем подтверждалось по территориальным округам. Это сделало практически невозможным отзыв депутата по инициативе выдвинувшего его коллектива что, в свою очередь, способствовало утрате интереса рабочих к выборам. Ведь теперь депутат отчитывался на территориях, перед плохо знающими его лично людьми. Здесь уже на первый план выходило умение красиво говорить, а не проделанная депутатом работа.

Показателем отдаления государства от рабочего класса может служить и послевоенное так называемое «Ленинградское дело». Если в 20-х годах Зиновьев с Каменевым были сняты с партийных должностей в результате ожесточенной политической борьбы на ленинградских заводах, а расстреляны по приговору суда лишь много лет спустя, то судьба руководителей Ленинграда в годы блокады, ближайших соратников Сталина и Жданова, была полностью отдана на откуп «компетентным органам». Дело рассматривалось в закрытом порядке, вынесенные приговоры были молниеносно приведены в исполнение. В дальнейшем по примерно такому же сценарию произойдет и устранение Берии. Вместе с тем расследование вскрыло и определенные злоупотребления руководителей Ленинградской парторганизации, в том числе финансовые, связанные с неправомерным получением партийными руководителями материальных благ. С одной стороны, по нынешним временам эти злоупотребления выглядят «детскими», с другой — они были, и нет оснований полагать, что они практиковались лишь в Ленинградской парторганизации.

Вместе с тем до самого 1991 года у рабочих имелись все возможности реализовать свою волю. Если проблема и была — то лишь по причине отсутствия сознательной, сформулированной воли, в политической неграмотности, в настроениях «моя хата с краю».

 

3. Отказ от ленинского наследия

Почему же рабочий класс, все трудящиеся, объективно заинтересованные в движении к полному коммунизму, несмотря на огромное превосходство в силах, проиграли и русская история пошла вспять?

Задачу построения коммунистического общества, полностью свободного от эксплуатации, от всех видов социального неравенства невозможно решить без овладения теорией марксизма-ленинизма. Но ни Маркс с Энгельсом, ни Ленин не могли оставить подробных исследований коммунизма в первой фазе, до которого они не дожили. Тем не менее, ленинские работы, написанные после Октябрьской революции, дают вполне однозначные наметки, что надо делать для построения полного коммунизма. Однако ленинские указания выполнены не были.

* * *

1. Важнейшей ленинской работой является проект Второй Программы РКП(б), принятый практически без изменений IX съездом партии. В этой Программе заложены, по крайней мере, два пункта, без выполнения которых не построить полный коммунизм:

– организация выборов в Советы по заводам и фабрикам;

– сокращение рабочего дня вначале до 6 часов с тем, чтобы высвободившееся время было посвящено обучению в управлении государством и военному делу.

От организации выборов по заводам и фабрикам частично отказались в 1936 году, оставив за предприятиями возможность лишь выдвижения кандидатов. Учитывая, что выдвижение кандидатов организовывалось партийными комитетами, а роль трудовых коллективов при этом была минимальной, данное решение можно считать грубым отходом от Программы партии, движением в направлении антинаучной концепции о «диктатуре партии», выдвигаемой в свое время Зиновьевым и Каменевым. Кстати, движением в том же направлении была и карикатурная 6-я статья о «руководящей роли КПСС» в Конституции 1977 года.

Указание Программы партии о сокращении рабочего дня для рабочих до 6 часов выполнено не было. В программе КПСС, принятой в 1961 году, такая цель вообще отсутствовала.

2. В работе «Великий почин» В.И. Ленин остановился на основных положениях, касающихся построения коммунизма.

«Диктатура пролетариата есть тоже период классовой борьбы и она неизбежна, пока не уничтожены классы… Завоевав политическую власть, пролетариат не прекращает классовой борьбы, а продолжает ее — впредь до уничтожения классов». (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 14–15)

Против этого высказывания вроде, никто не возражал, но со второй половины 30-х годов идея «общенародного государства» витала в воздухе. В выступлениях на VIII чрезвычайном съезде неоднократно говорилось о «новой, советской интеллигенции», которая совсем не то, что «старая», хотя говорилось и о том, что Советское государство продолжает оставаться государством диктатуры пролетариата. В новой Программе партии, принятой в 1961 году, уже говорилось об «общенародном государстве» — термине, неоднократно осмеянном классиками марксизма-ленинизма.

Тем не менее, заметных возражений ни в партии, ни среди ученых отход от признания Советского государства государством диктатуры пролетариата не вызвал. Неизвестно ни одной публикации, ни одного выступления, где было бы указано на грубое несоответствие идеи «общенародного государства» основам марксизма-ленинизма. Лишь в 1970-х годах появились первые робкие возражения против ревизионистской идеи «развитого социализма», против замены руководящей роли рабочего класса «ведущей» ролью. Это вызвано, по-видимому, непониманием значения классовых различий, сохраняющихся при социализме как первой фазе коммунизма.

3. В работе «Великий почин» Ленин дал описание классовых различий, которое иногда называют «определением классов»:

«Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы это такие группы людей, из которых одна может присваивать себе труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства…

Для полного уничтожения классов… надо уничтожить… различие между людьми физического и людьми умственного труда» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 15).

Также говорят, что Ленин привел здесь «набор классообразующих признаков».

Известно, что определение — это не набор качеств или, тем более, признаков. Определение по Гегелю — качество, которое есть в себе в простом нечто и сущностно связанное с другим моментом этого нечто, с в нем бытием. Если сократить ленинское высказывание о классах, оставив в нем главное качество, то получится: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства». Иногда говорят, что Ленин имел здесь в виду различие между городом и деревней. Но Маркс и Энгельс в работе «Немецкая идеология» писали: «Противоположность между городом и деревней может существовать только в рамках частной собственности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 50). Конечно, до полного преодоления классовых различий деревня отстаёт в развитии от города. До коллективизации контрреволюция вполне могла прийти из деревни. Но в 1991 году никак не из деревни пришла к нам контрреволюция.

Из ленинского определения классов вполне вытекает, что наряду с мелкой буржуазией класс образуют и служащие — люди, не владеющие средствами производства и работающие по найму, но и не занимающиеся производительным трудом. Мелкая буржуазия и служащие не являются основными классами — классами, борьба которых определяет ход истории и которые способны создать свое государство. Классы эти в целом неантагонистичны по отношению к рабочему классу, но они неоднородны, в условиях пролетарского государства их верхние слои объективно заинтересованы в возврате к капитализму.

Особенно неоднороден класс служащих. С одной стороны к нему относятся люди, занимающиеся тяжелой физической деятельностью (санитарки, парикмахеры, водители общественного транспорта и т.п.), которая не является производительной лишь потому, что направлена непосредственно на человека. С другой стороны, класс служащих включает в себя интеллигенцию, высших руководителей.

Класс мелкой буржуазии упраздняется в ходе переходного периода. Класс служащих сохраняется до полного коммунизма, до полного упразднения различия людей, занимающихся производительным трудом и людей, занимающихся умственной деятельностью. Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» писали: «Отдельные индивиды образуют класс лишь постольку, поскольку им приходится вести общую борьбу против какого-либо другого класса» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 54). М.В. Попов утверждает, что диктатура пролетариата нужна для того, чтобы противостоять мелкобуржуазным устремлениям во всех слоях общества. Но в отсутствии класса, против которого надо вести борьбу, неминуемо исчезает и рабочий класс. Именно позиция М.В. Попова подталкивает к концепции «общенародного государства».

А как должна вестись борьба, ведь служащие, даже высокопоставленные, не являются антагонистическим классом по отношению к пролетариату? Разумеется, речь не может идти об «изгнании» руководителей, как это делается в отношении капиталистов. Но принимать грамотные кадровые решения в отношении руководителей рабочие должны уметь, и не стесняться подобные решения проводить в жизнь. Борьбу следует вести за сокращение рабочего дня, что вызовет противодействие со стороны тех, кто при социализме освобожден обществом от производительного труда для творческой деятельности. Высвободившееся время рабочим следует использовать для обучения управлению и практике на этом поприще, как используя замечательно себя зарекомендовавший опыт, так и изобретая новые формы.

Недооценка опасности сохранения классовых различий при коммунизме в его первой фазе, искаженное представление о роли государства послужили основными факторами реставрации капитализма в СССР.

В частности, доктор философских наук М.В. Попов неоднократно заявлял, что задача государства диктатуры пролетариата при социализме — борьба с антиобщественными проявлениями во всех слоях общества, с «любителями дать обществу поменьше и похуже и взять от него побольше и получше», с «несунами» и т.п. Подобные высказывания могут иметь место лишь в силу идеалистических представлений, что для поддержания порядка не обойтись без государства — «специальных людей», что работники правоохранительных органов не имеют своих особых интересов, связанных с их положением в обществе и, якобы, сильнее рабочего класса заинтересованы в движении к полному коммунизму.

Крестьянские общины, рабочие артели испокон века воспитывали нерадивых, наказывали воришек, вполне обходясь при этом без государственной машины. Марксист должен понимать, что формальные законодательные нормы, специальные люди, обладающие монополией на насилие и принуждающие эти нормы выполнять — не просто «достижение цивилизации», а порождение классового общества, необходимости насилия эксплуататорского меньшинства над эксплуатируемым большинством.

Хищения при социализме организуются, как правило, не рабочими. Например, водители хлебокомбината загружают себе несколько неучтенных лотков с продукцией. В магазине их принимают наравне с другими, но деньги на следующий день за их реализацию дают отдельно. Водитель сдает эти деньги в парке, оставив себе оговоренную сумму. Понятно, что рабочие организовать подобную «схему» не в состоянии. Пособничество правоохранительных органов расхищению социалистической собственности особенно явно высветилось в переходный период от социализма к капитализму, когда законы, легализовавшие частное предпринимательство, в частности, закон «О кооперации в СССР», внешне благообразные, сплошь и рядом грубейшим образом нарушались. В народе ходило стойкое поверье, что милиции с самого верха было дано указание «не замечать злоупотреблений». Кстати, именно тогда же, при «расцвете демократии» появились ОМОН, резиновые дубинки и прочие атрибуты «защиты правопорядка».

Социализм, по Ленину, есть уничтожение классов. Непрестанная борьба рабочего класса за сокращение рабочего дня и всё большее участие в управлении производством, сокращение числа людей, освобожденных от участия в производительном труде — вот необходимое условие продвижения к полному коммунизму. Наивно считать, что инициатива здесь может быть проявлена в первую очередь со стороны служащих — руководителей партии и государства.

По окончании переходного периода к социализму в отсутствии внешней угрозы сохранять и, тем более, укреплять пролетарское государство нет необходимости. Более того, сама суть государства, особого аппарата, имеющего привилегии и обладающего силой для защиты своих привилегий, противоречит движению к построению бесклассового общества, где никто не будет освобожден от производительного труда.

 

4. Была ли контрреволюция неотвратимой?

Нельзя согласиться с Поповым и Галко в том, с определенного момента, будь то 1961 или 1965 гг., реставрация капитализма в СССР приняла «необратимый характер» («открыли ворота», «судьба социализма в СССР была предрешена» и т.п.), что совпадает с высказыванием Явлинского, которое привел А.С. Галушка: «Это было началом конца, смертным приговором системе, исполнение которого растянулось на 35 лет».

В отличие от исторически обусловленного разложения первобытного коммунизма, явившегося результатом развития производительных сил и действительно носящего необратимый характер, контрреволюция в СССР никак не являлась результатом общественного развития. Здесь Попов и Галко по сути смыкаются с «товарниками», утверждавшими, что усиление товарных тенденций есть необходимое следствие развития экономики, что, якобы «невозможно запланировать» производство расширяющейся номенклатуры изделий. Замедление темпов экономического роста «товарники» объясняли якобы несоответствием плановой экономики, оправдавшей себя на этапе, когда требовалось всемерное увеличение выпуска ограниченной номенклатуры изделий, современным требованиям. Они требовали «экономических реформ», а снижение, в результате этих реформ, экономических показателей объясняли «половинчатостью» тех же реформ. В пределе же их «реформы» вели к капитализму, причем в самой примитивной, хищнической форме.

Было ли это столь же неизбежно, как и разложение первобытного коммунизма, блестяще описанное Ф.Энгельсом в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства»: «Вместе с товарным производством появилась обработка земли отдельными лицами своими собственными силами, а вскоре затем и земельная собственность отдельных лиц. Потом появились деньги, всеобщий товар, на который могли обмениваться все другие товары. Но, изобретая деньги, люди и не подозревали, что они вместе с тем создают новую общественную силу — единственную имеющую общее влияние силу, перед которой должно будет склониться все общество» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 113)? Конечно же нет. Современный коммунизм, в отличие от коммунизма первобытного, является отрицанием эксплуататорских общественно-экономических формаций в результате роста производительных сил.

Никто не мешал настоящим коммунистам, борцам за дело рабочего класса выступить против Хрущёва и его подельников. Фактически отказавшись от такого выступления многие авторитетные в партии люди, соратники Сталина, сами по факту стали такими подельниками. Коммунистам не привыкать терпеть лишения, идти в тюрьмы и даже на смерть, отстаивая истину. Но искаженные представления о «партийной дисциплине», избыточно уважительное отношение к «первому лицу», утвердившееся в партии скажем прямо, со сталинских времен, не позволили даже тем, кто осознавал последствия хрущевской линии, вступить в полноценную борьбу с врагами социализма. Большинство же партийцев так и не разобрались, что к чему, и здесь сыграла роль беспомощность, беззубость советских ученых-«обществоведов».

В упомянутой работе о противоречиях социализма М.В. Попов выделяет противоречие между планомерным характером коммунистического производства и моментом товарности, сохраняющимся при социализме, или коммунизме в первой фазе. В.И.Галко также ставит возрастание момента товарности во главу угла, утверждая, что это определяющие базисные изменения. Но что такое «товарность» и откуда она берется при социализме?

Согласно определению, товар — это продукт, произведенный для обмена. Соответственно товарные отношения — отношения, возникающие в процессе обмена. Обмен же, как известно, взаимная и взаимообусловленная передача чего-либо, принадлежащего двум субъектам.

Товарные отношения в СССР имели место между отдельными гражданами: пенсионеры иной раз торговали тем, что выращивали на своих огородах, граждане нанимали друг друга для производства разовых работ. Согласно переписи 1955 года, около 2% населения СССР составляли «крестьяне-единоличники и некооперированные кустари», торговавшие продуктами своего труда. «Товарный сектор» экономики имел мизерные объемы, сказать, чтобы колхозники рвались в «крестьяне-единоличники», а горожане — в «некооперированные кустари» никак нельзя. Своё личное будущее советские люди связывали с работой в сфере крупной промышленности, науки, культуры, других сферах общественного производства. К началу 60-х годов единоличное производство было практически полностью ликвидировано, формально момент товарности в советской экономике ослабел. Сокращение приусадебных хозяйств также уменьшило момент товарности, ибо ранее колхозники полностью распоряжались выращенной на этих участках продукцией, в том числе и продавая ее горожанам.

Товарные отношения между гражданами возникают и при деградации производительных сил, как, например, в период разрухи, вызванной Гражданской войной, когда рабочие питерских заводов изготавливали зажигалки и торговали ими. Или же в период искусственно созданного дефицита, когда с конца 70-х гг рабочие изготавливали на продажу распредвалы для Жигулей, съемники и прочие, ставшие дефицитными без объективных на то причин изделия. Тогда же расцвела спекуляция «дефицитными» товарами ширпотреба. При нормально функционирующем коммунистическом производстве экономическая основа для распространения товарных отношений между отдельными людьми отсутствует.

Момент товарности был и в негосударственном секторе общественного производства. Колхозы, артели брали в аренду или приобретали средства производства у государства, реализовывали произведенную продукцию государству и гражданам. В чистом виде назвать эти отношения товарообменом нельзя, цены здесь либо однозначно устанавливались государством, либо не должны были превышать заданного значения. Тем не менее, о моменте товарности здесь говорить можно, так как решения субъектами хозяйствования принимались самостоятельно, имелись противоречия между членами артелей, получающими «пай» и нанятыми работниками.

Какие изменения произошли в кооперативном секторе экономики при Хрущеве?

В период с 1956 по 1960 гг. артели были практически упразднены. Формально это уменьшило момент товарности народного хозяйства СССР. В 1956–57 гг. были упразднены МТС, техника была продана колхозам. Иногда говорят, что колхозы после этого стали чуть ли не капиталистическими предприятиями, которые уплатив «налог» — сдав плановую продукцию государству, выступали далее как субъект товарного хозяйства, покупая средства производства и продавая результаты своего труда. Но это не так. Во-первых, излишки продукции после сдачи плана у большинства хозяйств были незначительны, да и план выполняли не все. Технику колхозы получали в соответствии с квотами министерств по фиксированным ценам, излишки продукции также реализовывались по ценам, не превышающим определенного уровня. Но главное — значительно, примерно на треть сократилось количество колхозов. Разорившись, они перешли в статус совхозов.

Формально ликвидация артелей и сокращение числа колхозов «укрепили» государственную собственность и уменьшили момент товарности. Но артели производили значительную часть товаров народного потребления, государство в полной мере заполнить эту нишу не смогло. Ликвидация МТС, «освоение целины», прочие хрущевские авантюры ослабили сельское хозяйство. Это создало почву для возникновения дефицита и связанной с ним специфической «товарности» в виде «теневой экономики», спекуляции и злоупотреблений при распределении материальных благ. Но говорить о том, что в целом в сельском хозяйстве воцарился товарообмен, конечно, нельзя.

В крупной промышленности сильную дезорганизацию внесла ликвидация Хрущевым отраслевых министерств и воссоздание совнархозов, что было исправлено сразу после отставки Хрущёва в 1964 году.

Реформа 1965 года хотя и негативно сказалась на социально-экономическом развитии, «товарной» экономику не сделала. Высказывания, что утверждение «прибыли» в качестве одного из основных фондообразующих показателей сделало экономику СССР чуть ли не капиталистической, демонстрируют лишь неграмотность адептов «диктатуры буржуазии в СССР». Прибыли, основанной на прибавочной стоимости, в социалистической экономике нет, как нет и самой прибавочной стоимости, денег, товаров в строгом политэкономическом значении этих слов. «Прибыль» в экономике, работающей как единая фабрика, есть расчетный показатель. В отличие от капиталиста, руководитель социалистического предприятия не распоряжается в полной мере «прибылью», и тем более, не может положить ее себе в карман. Отсутствует рынок оборудования и материалов.

Говорят, что в погоне показателем прибыли предприятия были заинтересованы в «вымывании» из ассортимента дешевых изделий. Но противоречия между сиюминутными экономическими интересами коллектива предприятия и интересами общественного развития могут возникнуть при любой системе показателей. Такие противоречия разрешаются, в частности, подбором руководящих кадров. Этим должны заниматься Советское государство — государство диктатуры пролетариата и коммунистическая, рабочая партия — авангард рабочего класса. Необходимо привлекать к решению кадровых вопросов широкие слои рабочих. Но наивно мечтать о системе показателей, которая будет «работать сама».

 

5. Социализм в СССР разрушили снаружи или изнутри?

Каково соотношение между внутренним ослаблением Советской власти и внешним воздействием, которое ни на миг не прекращалось, начиная с 25 Октября 1917 года и принимало, порой, самые крайние формы? В какой степени контрреволюция в СССР явилась внутреннего результатом разложения, а в какой — победой международного империализма? Несомненно, что имели место оба этих фактора.

Несомненно, что и после разгрома троцкистско-зиновьевских групп в руководстве партии остались их последователи. Несомненно, что они имели связи с зарубежными троцкистами, спецслужбами западных государств. Странно выглядит протаскивание Андроповым в Политбюро Горбачева, широко известного на юге России как Миша-конвертик. Но нельзя не видеть, что ни антисталинская кампания Хрущёва, ни ревизионистские извращения руководства КПСС до самого конца 80-х годов практически не получали организованного отпора ни от ученых, «профессонально» занимающихся вопросами политэкономии, философии, научного коммунизма, ни от рабочего класса.

Если рассмотреть ситуацию с точки зрения интересов различных классов и социальных групп, то нельзя не видеть, что действия Сталина, старавшегося действовать в интересах рабочего класса, противоречили интересам влиятельных социальных слоев в классе служащих. Противоречили они интересам руководителей, за деятельностью которых — и с точки зрения профессиональной компетентности, и с точки зрения незаконного доступа к материальным благам осуществлялся строгий контроль с жёсткими наказаниями. Противоречили они интересам интеллигенции, от которой требовали полной отдачи. В 1952 году для поступления в аспирантуру Центрального Котлотурбинного института надо было сдать 7 экзаменов, в их числе 2 иностранных языка — английский и немецкий, уравнения математической физики и другие. К 80-м годам количество экзаменов снизилось до 3-х: иностранный язык, философия, специальность. Ещё в начале 60-х гг. для поступления в Ленинградский Политехнический институт надо было сдать 7 экзаменов: математика устный и письменный, физика устный и письменный, сочинение, иностранный язык, химия. А к началу 80-х осталось уже лишь 4 экзамена: математика устный и письменный, физика устный, сочинение.

Класс служащих должен кому-то служить. Оставшись без присмотра со стороны рабочего класса, осуществляемого Сталиным и его соратниками, оказавшись предоставленными самим себе, и руководители, и интеллигенция начали всё бережнее относиться к себе в ущерб интересам общественного развития.

Без мощнейшей поддержки извне — финансовой, организационной, интеллектуальной, где-то, может, и силовой, пресловутые «три дня в августе» возможно, и не состоялись бы. Но нельзя не видеть, что усилия мирового капитализма по ликвидации первого в мире государства диктатуры пролетариата совпали с разложением пролетарского государства, что сделало его бессильным в борьбе с кучкой предателей, засевших на самом верху партийной иерархии. Опыт самоочищения партии снизу был утрачен с 30-х годов.

Надо понимать, что чрезмерный упор на «ренегатство» Хрущева, приписывание вины за уничтожение СССР одному человеку не только ведет к формированию идеалистической картины мира, а борьбу рабочего класса за своё освобождение сводит к борьбе «твердых ленинцев» с «ренегатами», но и бросает тень на Сталина. Хрущев пользовался в партии гораздо меньшим авторитетом, чем Молотов или Берия, лишь Сталин, исходя из каких-то своих соображений, сделал его вторым человеком в партии.

Нельзя не видеть, что ещё при жизни Сталина КПСС уже была вполне готова как к принятию ревизионистской концепции «общенародного государства», так и к признанию действия закона стоимости в ряде отраслей народного хозяйства. Наряду с прочими факторами в поражении социализма определенную роль сыграл фактор «ошибки первопроходца».

От сторонников «диктатуры буржуазии в СССР» в связи с этим приходится слышать: «так что же, государство диктатуры пролетариата — ‘саморазваливающееся’ государство? Что это за государство диктатуры пролетариата, принимающее решения, противоречащие интересам рабочего класса»?

Странно слышать подобные рассуждения от людей, считающих себя «знатоками диалектики». Существование любого государства, даже государства диктатуры пролетариата, подразумевает наличие специальных людей, находящихся в более привилегированном положении по сравнению с рабочими. Было бы странно, если бы эти люди не были заинтересованы в сохранении и расширении своих привилегий. Если рабочие не ведут неустанную организованную научно обоснованную борьбу за сокращения времени, в течение которого они занимаются производительным трудом, за все более полное участие в управлении — «специальные люди» будут принимать самые разнообразные решения, в том числе и не в интересах рабочего класса. Будет ли это государство государством диктатуры пролетариата? До контрреволюции, до прихода к власти буржуазии да. Но буржуазия должна быть настоящая, а не вымышленная, она должна возникнуть и окрепнуть в ходе разложения пролетарского государства, социалистической экономики.

 

6. Чего добился «занявший правильную позицию» Мао-Цзэдун?

А что в странах, которые оправданно резко выступили против ревизионизма КПСС, охаивания Сталина? В КНР, удачно завершив при содействии СССР 1-ю пятилетку, отказались от реализации 2-го пятилетнего плана, заменив его политикой «большого скачка», волюнтаризм которой не уступит хрущевскому. Если в СССР в послесталинские десятилетия темпы экономического роста существенно замедлились, то развитие КНР и последовавшей за КНР Албании практически полностью остановилось.

«Культурная революция», призванная на словах бороться с «мелкобуржуазностью» и «пережитками прошлого» на деле выродилась в кровавую смуту, дезорганизовавшую жизнь страны. Она вызвала как раз расцвет мелкобуржуазности — многими «революционными хунвейбинами» двигала не жажда справедливости, а стремление выйти из нищеты «в люди», стать начальниками. Дело доходило до убийств тех, кто не нравился главарям хунвейбинов, травли студентами принципиальных преподавателей. На пользу кадровому составу КПК вливание «энергичной молодежи» не пошло. Дальнейшее развитие «культурной революции» привело к бессмысленным кровавым провокациям на острое Даманский и у озера Жаланашколь. Из глубочайшего кризиса Китай начал выходить лишь к началу 80-х годов, за счет сверхэксплуатации китайских рабочих на заводах иностранных фирм и тех мрачных последствий, которыми сопровождается классовое расслоение деревни. Реформы Дэн Сяопина были не просто мудрой, но единственно возможной в сложившихся условиях политикой. Этого можно было избежать, если бы не волюнтаристская политика 20 предшествовавших лет.

Противодействие СССР как «империалистической державе», «государству диктатуры буржуазии» подтолкнуло КНР к сотрудничеству с США и НАТО, с южноафриканскими расистами, с афганскими душманами. Была развязана кровопролитная война с социалистическим Вьетнамом.

В противовес этому на Кубе, руководители которой не хуже китайского руководства знали негативные стороны СССР, был построен социализм, страна добилась больших успехов в развитии всех сфер жизни общества. Пережила Куба и блокаду после уничтожения СССР.

 

7. Эмоции вместо аргументов

Учитывая научную зыбкость своей оригинальной концепции, сторонники «контрреволюции 1961 года» переходят на эмоции: «что, Хрущев — диктатура пролетариата? Горбачев — диктатура пролетариата? Рабочих в Новочеркасске диктатура пролетариата расстреляла?»

Товарищам необходимо напомнить, что государство осуществляет диктатуру правящего класса, а не первого лица. Отождествление государственной власти с «первым лицом» — признак идеалистического мировоззрения, далекого от исторического материализма.

Кто руководил партией и СССР после смерти В.И.Ленина? Пост Генерального секретаря ЦК, занимаемый И.В. Сталиным, накладывал на него обязанности по организации работы секретариата ЦК, не давая никаких дополнительных полномочий по сравнению с другими членами Политбюро — высшего партийного органа. А кто был в Политбюро? Зиновьев, Каменев, Рыков, Томский, Троцкий, Сталин. Люди это были непростые. Зиновьев возглавлял Исполком Коминтерна и руководил Ленинградской парторганизацией; Каменев после смерти Ленина заменил его на посту председателя Совета труда и обороны; Рыков сменил Ленина на посту Председателя правительства — Совета народных комиссаров; Троцкий — председатель Реввоенсовета, народный комиссар по военным и морским делам; Томский возглавлял профсоюзы. Все они в дальнейшем так или иначе проявили себя как враги рабочего класса и Советского государства. И, тем не менее, никто не сомневается, что государство того периода было государством диктатуры пролетариата.

Понятное дело, что высокопоставленную «оппозицию» Сталин в одиночку никогда не одолел бы. Разгромил врагов именно рабочий класс, не утративший к тому времени революционных традиций, всерьёз воспринимавший свою руководящую роль в обществе. А к 50-м годам рабочий класс оказался демобилизован и дезорганизован, грамотных, решительных вождей у него не нашлось. Не нашлось и истинных ученых-марксистов, не просто штудирующих классиков, а преобразующих мир. Это и предопределило поражения рабочего класса вплоть до реставрации капитализма.

По поводу расстрела рабочих в Новочеркасске. Генеральный прокурор СССР Н.С. Трубников описывает события так: «Настоящей проверкой установлено, что генерал-майор Олешко никаких команд на применение оружия не давал. Выстрелы в людей последовали после того, как буйствующие лица из толпы напали на солдат и попытались вырвать у них оружие. Обороняясь и удерживая автоматы, солдаты произвели выстрелы на поражение… Одному из погромщиков удалось вырвать из рук рядового Репкина автомат, и из захваченного автомата он пытался открыть огонь по военнослужащим. Опередив его, рядовой Азизов произвел несколько выстрелов и убил его» (подробные доклады о событиях в Новочеркасске приведены в блоге colonelcassad’a ).

Указанные события не случайно произошли на юге России, где партийное руководство было наиболее разложившимся. Вряд ли такая трагедия могла иметь место в Ленинграде или в Белоруссии.

Кто стоял за «протестом» рабочих в Новочеркасске? Даже если предположить, что рабочие действительно восстали стихийно — очень быстро нашлись бы вдохновители и организаторы. И не приходится сомневаться, что это были бы не «истинные коммунисты», а антикоммунисты, в том числе и самые лютые. Портрет Ленина не должен вводить в заблуждение, «перестройка» тоже начиналась под портретами Ленина, как «возврат к ленинским нормам». «Возврат к ленинским нормам» в противовес «культу личности» провозгласил и Хрущев.

А фашистский путч в Венгрии в 1956 году? Разве в нем не участвовали в значительном количестве рабочие, чьё положение при троцкисте Имре Наде существенно ухудшилось? А тамбовское кулацкое восстание 1920 года? Понятно, что основную массу восставших составили крестьяне-середняки, чьё выступление было во многом спровоцировано «коммунистами», ничуть не лучшими, чем партчинуши из Новочеркасска 1962 года. И тем не менее, восстание обоснованно называют кулацким, потому что его вдохновителями и идеологами были кулаки, потому что на захваченных восставшими территориях утверждалась власть кулаков, бывших офицеров и тому подобной публики. Чья власть утвердилась бы на захваченной территории, если бы восстание в Новочеркасске пошло вширь?

И восстание в Кронштадте в 1921 году было инициировано волнениями на заводах Петрограда, скорее всего, спровоцированных действиями тогдашнего руководителя Петрограда Зиновьева.

Говорить о том, что подавление выступления рабочих в Новочеркасске было проявлением «фашизма» — значит, согласиться, что таким же проявлением, да ещё на территории других государств, были и подавление путча в Венгрии, и подавление «Пражской весны» в 1968 году.

Сторонников «диктатуры буржуазии в СССР с 1961 года» вводят в ступор простые вопросы, например: в настоящее время известны две формы диктатуры буржуазии — буржуазная демократия и фашизм, какая из этих форм имела место в СССР? Буржуазная демократия неотделима от власти денег. Располагая средствами, ты можешь издать книгу, выпускать газету, выступать на телевидении, провести предвыборную кампанию и избраться в парламент. Советский человек зарегистрировать и издавать газету, напечатать свою книгу, даже листовку не мог. Множительная техника в частные руки не продавалась, на предприятиях она контролировалась спецотделами. Не могли советские люди создать партию, провести митинг, демонстрацию. Все эти возможности появились только в 1989 году. Если встать на позицию, что в СССР с 1961 года была «диктатура буржуазии» — получается, что демократия появилась в СССР лишь с 1989 года и «демократы», чьи фамилии известны, — «воистину демократы». Возможно, отсюда и «растут ноги» концепции, провозглашающей контрреволюцию 50-х годов, после которой уже «всё шло к капитализму как по рельсам» через «открытые ворота», а в 1991 году произошли лишь некоторые незначительные реформы, ничего в корне не изменившие, проведенные вынужденно и хорошо, что относительно бескровно. Кроме «ренегата Хрущева» никто не виноват.

 

 

Выводы:

1. Рабочему классу и, в первую очередь, коммунистам необходимо помнить, что привилегии, если они не связаны с тяжестью и опасностью труда, тормозят продвижение к полному коммунизму и даже способны вызвать процессы, ведущие вспять.

 

2. Важнейшим «количественным показателем» продвижения к коммунизму служит продолжительность рабочего дня для занятых производительным трудом, физической деятельностью. Без сокращения рабочего дня до 6, 5, 4 и менее часов невозможно преодоление различия людей умственного и физического труда, массовое участие рабочих в управлении.

 

3. Рабочим необходимо регулярное обучение теории марксизма-ленинизма. Следует преодолевать предрассудок, что познание гегелевской диалектики, «Капитала» Маркса, ленинского наследия есть удел незначительной группы «специалистов». Необходимо подбирать таких преподавателей, которые смогут увлечь рабочую аудиторию, и лишь таких допускать в дальнейшем к обучению студентов. В преподавании научного социализма следует как огня опасаться пустоты, формализма, начетничества.

 

4. Рабочим не следует выпускать из рук оружие. На заводах должны быть оружейные комнаты, в освобожденное от производительного труда время рабочие должны регулярно совершенствовать тактические навыки. Отряды рабочей милиции должны регулярно совместно с профессиональной полицией принимать участие в борьбе с преступностью, хулиганскими проявлениями, «домашним насилием» и т.д.

 

5. Следует всячески поощрять получение рабочими высшего образования, создавая для этого условия, прежде всего, выделением свободного времени. В то же время получение высшего образования не должно быть основанием для освобождения от производительного труда. Высвобождать частично либо, тем более, полностью людей от производительного труда следует лишь по мере целесообразности.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---